С Никлаусом Виртом заочно я знаком достаточно давно. Изредка удавалось переписываться.
Дважды были мимолетные встречи — в 1996 г. в Новосибирске, при вручении ему звания
Почетного доктора Новосибирского университета (то заслуга столь рано от нас ушедшего
Игоря Васильевича Поттосина), и несколькими днями позже в Москве, на квартире у
Д.М.Сагателяна, бывшего в ту пору организатором и вдохновителем Рабочей группы по
языку Modula-2 в СССР. (Сейчас Дмитрий Михайлович живет и работает в США. Вирт очень
хотел пригласить его на лекцию в Политехнический, но увы...).
Тем интереснее было во время нынешнего приезда Вирта в Россию тесно пообщаться в
неформальной обстановке, попытаться соприкоснуться с духовным миром этого великого
человека. Глыбина, светоч науки, безжалостный критик на публике, в жизни он удивительно
мягкий и обаятельный человек. Излучает мудрость и душевное тепло ("Какой он милашка", —
так говорили о нем молоденькие студентки, покидая аудиторию питерского ИТМО).
Возможно, одним из ключей к пониманию его личности служит тот факт, что его любимый
русский писатель — Антон Павлович Чехов. Об этом Вирт поведал в Нижнем Новгороде в ходе
небольшой ночной прогулки по красивейшему берегу Волги. Во время одной из бесед Вирт
сразил меня и собеседников, к месту и почти дословно процитировав фрагмент из чеховской
"Дамы с собачкой".
Он очень серьезно относится к утверждению о том, что Москва — Третий Рим. У меня сложилось
впечатление, что он рассматривает Россию как едва ли не главную хранительницу вековых
традиций мировой духовной культуры, и что отсутствие подобных храмов в компьютерной
сфере, в компьютерных науках считает огромным упущением человечества.
С восторгом, буквально затаив дыхание, Вирт слушал акапельное духовное пение в церкви
Ризоположения в Кремле (нам повезло, попали в точности к началу; исполнение в самом деле
было чарующим). Четырьмя днями позже слушали духовное пение в Суздале, но там это было
не так впечатляюще. Выставку сокровищ "Кунсткамеры Габсбургов", которую привезли в
Кремль и открыли за несколько дней до нашего посещения, смотреть не захотел. Вот еще,
на это тратить драгоценное время — он приехал в Россию, и здесь его интересовали только
наша история и культура, которые он впитывал каждой своей клеточкой.
Интересный момент: в туристическом бюро Суздаля нам удалось заручиться помощью обаятельного
юного гида по имени Маша. Вирт был потрясен (я не меньше). Мало того, что она блестяще
говорила по-немецки, но и, как сказал мне потом Вирт, до глубины сердца любит свой город.
Готова рассказывать о нем и о его богатейшей истории без устали, часами. В течение нашего
длительного неспешного путешествия по музеям жемчужины Золотого кольца России Вирт
неотлучно был возле нее (Гуткнехт же слушал ее набегами, его неугомонная натура требовала
активного перемещения в пространстве с целью поиска наиболее интересных точек для съемки
и наблюдения). Маша не знала о существовании ни Вирта, ни Паскаля, но в середине экскурсии созналась мне,
что сразу поняла, "этот добродушный швейцарец" — мировая знаменитость (как ей это удалось
— ума не приложу). Уже расставаясь, растроганный Вирт выбрал одну из наиболее понравившихся
ему открыток с видом Суздаля и написал нашему замечательному гиду очень теплые слова на
немецком языке.
Нужно сказать, что большое впечатление на Вирта произвел колокольный перезвон в суздальском Кремле.
(Еще большее — на Юрга Гуткнехта, который завороженно, раскрыв рот, смотрел на звонницу,
откуда исходили чарующие звуки, и тщательно записывал на свою цифровую камеру весь процесс,
а затем буквально затерроризировал меня необходимостью раздобыть CD с этими звонами: удалось
достать, и довольно быстро). Был единственный за всю первую половину турне ясный
безоблачный теплый день (24 сентября). Будто судьба решила сделать такой невероятно
щедрый подарок: все великолепие храмов древнего города по-царски оттеняла тронутая красной
позолотой осенняя листва.
Если говорить о трапезе, которая тоже дает интересную характеристику человеку, то в
отношении напитков Вирт крайне непривередлив: предпочитает чай, минеральную воду,
на крайний случай — кофе-эспрессо. Из алкоголя жалует красное сухое вино; очень ему
нравится и грузинское красное полусладкое (Хванчкара, Киндзмараули и т.п.). Любит борщ
(вообще, неравнодушен к хорошим супам). С огромным аппетитом ест шашлык и хотел обязательно
отведать настоящих сибирских пельменей (надеюсь, в заключительной половине турне ему
это удастся). Вообще — он не типичный швейцарец. Хотя Гуткнехта к типичным тоже
не отнесешь. Очень яркие, неповторимые натуры.
Несмотря на свой почтенный возраст Вирт оказался весьма выносливым человеком
(в плане выпавшей на него гигантской нагрузки, а ведь мы с Ф.В.Ткачевым постоянно
сменялись — и то падали с ног от усталости). Лишь в один из дней (19 сентября) он
выглядел крайне утомленным. То был день открытия в МГУ 1-й Международной конференции
по ИТ-образованию. Помимо своего доклада Вирт потом несколько часов (допоздна) провел
на круглом столе в МГУ, где не одна сотня студентов из тех, что сидели в аудитории
ВМиК и стояли в проходах, добивала его многочисленными вопросами. Его друг,
Алексей Недоря, в гости к которому в Ярославль Вирт совершил немыслимый тысячекилометровый
вояж по дороге из С.-Петербурга в Москву и где отведал баньки и русских блинов, помог увезти
знаменитого профессора в гостиницу, а то его просто бы растерзали на "тысячу маленьких
медвежат".
Нужно сказать, что Вирт во всем любит точность, аккуратность и порядок. Но при этом умеет
скрывать свое раздражение в случае острых нештатных ситуаций. Подобный форс-мажорный случай
возник воскресным днем 25 сентября, когда Вирт, Гуткнехт и я за рекордные 3 часа добрались
на машине от Суздаля до Нижнего Новгорода. Проезд в городе был во многих местах
перекрыт (злополучный для нас День бегуна), и мы никак не могли подъехать к гостинице
на приемлемое для ходьбы расстояние. Когда нервы у нашего опытнейшего водителя,
у Гуткнехта, да и у меня были уже на пределе (Вирт же просто излучал спокойствие и
успокаивал нас), удалось-таки разыскать точку, от которой до гостиницы было чуть более
полукилометра. С помощью Евгения Зуева из ETH (он к тому моменту уже приехал поездом из
Москвы) нам удалось без приключений доставить скромный скарб наших швейцарских гостей
прямо в гостиницу.
Генеральный план Большого турне по России Вирт разрабатывал лично. Честно говоря, меня
поразило, сколь много внимания он при планировании уделял всевозможным нюансам. А ведь
задача увязать интересы, сроки и ресурсы всех тех, кто помогал в организации визита, была
очень тяжелой. Спонтанно возникшая в конце августа идея исторической лекции в
Политехническом была доведена до реализации в невероятно сжатые сроки. Не обошлось,
конечно, без досадных накладок, но результат стоил наших усилий. Вирт сумел за
несколько дней подготовить специально для этого события очень важную и интересную
лекцию.
В Политехническом музее, уже после завершения лекции и продолжительной пресс-конференции,
Вирт сделал запись в книге почетных гостей музея и отправился на экскурсию. Особенно его
поразила демонстрация терменвокса. Он от души аплодировал демонстратору, который
показал мастерство солирования на терменвоксе на тему известной песни "Подмосковные
вечера". Вирт попробовал потом что-то подыграть себе сам, но смутился от не очень
мелодичных звуков, выходивших из-под его неискушенных в этом деле рук.
Больше всего Вирт хотел попасть в музей ВВС России в Монино. Те, кто знает его юношеское
увлечение авиамоделизмом, проект OLGA и преклонение перед совершенством аэрокосмических
разработок, легко поймут, почему в донельзя загруженной программе были выделены почти
два полных дня (22 и 23 сентября) для посещения второго по величине в мире авиационного
музея под открытым небом и для запуска беспилотных самолетов в Егорьевске. В Монино
Вирт не просто слушал интереснейшие рассказы импровизированного гида —
действующего летчика, руководителя местного аэроклуба, — он уточнял, почему не шли в серию
те или иные перспективные разработки, опережавшие время, несколько раз переспрашивал
о конкретных примерах конкуренции в этой области между Советским Союзом и США. Было
видно, что тема противостояния имперским амбициям Америки его весьма и весьма
волновала.
В ходе московской части турне, стараясь не одолевать Вирта расспросами о технических
деталях Оберона и других его проектов, я выбирал такие темы, которые бы не утомляли,
были бы для него комфортны. С огромной теплотой Вирт рассказывал о своей семье и показывал
семейные фотографии жены, детей, внуков. Наиболее интересной оказалась тема взаимосвязи,
взаимопроникновения различных языков... не программирования, а обычных языков народов мира.
Его любовь к изучению русского языка для многих давно уже не секрет, но впечатляет, как глубоко
он пытается в этом разобраться (особенно во всевозможных исключениях, которые в нас,
носителях языка, уже давно сидят на уровне подсознания). Однажды мне с гордостью признался,
что сказал несколько непростых фраз служащей в гостинице, и та его легко поняла.
Думаю, ему, да и не только ему, хотелось бы, чтобы нынешний визит в Россию не прошел
бесследно и помог бы многим осознать, какой богатейший пласт компьютерной культуры
был от нас (да и от остального мира) скрыт все эти годы. Как было бы здорово, если бы
мы подобно той служащей смогли понять, что же хотел Вирт донести до нас, отважившись
на склоне лет на такой смелый и рискованный шаг — на Большое турне по необъятной России.